Я никогда не попадал в зыбучие пески, но, как и большинство людей, беспокоился об этом, по крайней мере, несколько раз в жизни. У вас же было такое? Это реально: тебя может внезапно засосать в мягкую разжиженную землю во время похода или случайной прогулки.
Одна из моих подруг попала в зыбучие пески в Юте. Она всегда была готова к подобным ситуациям и точно знала, что делать: двигать ногами медленно и осознанно, небольшими, тщательно контролируемыми шагами. Лечь, чтобы распределить свой вес. Несмотря на то что это противоречит интуиции, приближаться к поглощающей тебя земле. Не тратить силы на отчаянные попытки выбраться, потому что так будет только хуже. Расслабить разум и тело, и тебя освободит. Суть в том, что выход не всегда там, куда кричат твои инстинкты.
Когда-то множество животных попадало в подобную ловушку и отчаянно пыталось выбраться. Миллионы и миллионы из них погибли в грязевом поле, а теперь мы ходим смотреть на их черепа и грудные клетки, установленные на постаментах посреди Лос-Анджелеса.
Ла-Брея — не зыбучие пески, а нечто более страшное: зловонный асфальт, выталкивающийся из трещины в нашей планете, той самой, которая вызывает землетрясения в Южной Калифорнии. Асфальт состоит из останков древних водорослей и животных, и он никогда не устанет поглощать жизнь.
Самое интересное, что я узнал из музея Ла-Брея, благодаря моей подруге (и подруге LWON) Кэти Гэммон: в коллекции почти нет ископаемых ночных животных. Это поразило меня.
При отсутствии солнца асфальт, просачивающийся сквозь земную кору, немного остывал и затвердевал, поэтому ночные животные не так часто попадали в липкий дёготь. Когда солнце вновь появлялось, чтобы согреть мир, асфальт снова становился вязким, и главными жертвами становились сумеречные и дневные млекопитающие. Опасность могла быть более заметной ближе к вечеру. Но в ранние утренние часы опавшая листва могла покрывать более мягкие части битумных ям, изолируя и сохраняя их тепло. Когда в предрассветные часы выходило много крупных травоядных млекопитающих, они ходили по мягким местам и попадались в ловушку.
Вы были бы поражены огромным количеством плейстоценовой мегафауны, которую учёные извлекли из Ла-Бреи. Мастодонты, верблюды, саблезубые кошки, мечезубые кошки, американские львы, похожие на Муфасу, а не на нынешних пантер, ужасные волки, настоящие; знакомые лица, такие как вилороги, олени-мулы и лоси; и я потерял счёт тому, сколько ещё. Я искал гигантских грызунов, но увидел лишь нескольких обычного размера.
В музее даже есть трагически реалистичная сцена, где мастодонт увяз в дёгте, погружается вниз и зовёт свою семью на краю пруда. Такие крупные звери, готовые к употреблению, очевидно, соблазняли хищников и падальщиков, но кошки и волки, надеявшиеся полакомиться пойманными другими существами, тоже попадались в ловушку. В музее есть несколько образцов Smilodon fatalis, поистине потрясающей саблезубой кошки. Из Ла-Бреи извлечены миллионы ископаемых. Но среди них лишь несколько енотов и других обитателей ночи.
Чтобы выжить в токсичной трясине Ла-Брея, крупным дневным животным было бы лучше ходить ночью. Солнце выставляло их напоказ, а прохладная темнота ночи могла бы помочь им не только спрятаться, но и тихо пережить трясину. Возможно, им было бы лучше адаптироваться к новой стратегии выживания. Суть в том, что путь к безопасности мог быть не таким, как говорили им инстинкты.
Я не говорю, что мы не должны бороться вообще. Мы хотим бороться за выживание, и трудно заглушить этот инстинкт. Я говорю, что мы должны думать о других способах борьбы, которые могут быть неинтуитивными, но более эффективными. Безопасное место может выглядеть немного не так, как мы ожидаем. Трясина не перестанет пытаться уничтожить нас, поэтому мы должны быть изобретательными. Мы должны быть гибкими и расслабленными, быстроногими, может быть, немного хитрыми, может быть, придерживаться темноты чуть больше, чем мы привыкли. Из каждой трясины есть выход.